VedaTextНа следующий день Нимай, играя со Своими друзьями, катался по земле и оттого весь покрылся пылью. Видя Его испачканным, Шачи-деви молвила: «Нимай, Ты похож на золотую куклу, чье лицо прекраснее луны. Зачем Ты доставляешь мне так много беспокойства, катаясь в пыли?» Затем Шачи очистила сына своего от пыли и в упоении поцеловала Его в лицо.
Несколько лет спустя любимец Шачи-маты начал бродить по округе с друзьями Своего возраста. Они играли в разные игры под деревьями на берегах Ганги. Иногда они играли в мараката-келу, игру, в которой подражают обезьянам, стоя на одной ноге.
Проведав, что Гаурахари играет слишком близко к Ганге, Шачи-деви схватила палку и побежала к тому месту, чтобы поймать Его. Нимай, стоявший на одной ноге и занятый игрою, услышал, как Шачи-мата с угрозой в голосе зовет Его. Страшась наказания, Нимай помчался прочь, будто бешеный слон, постоянно оглядываясь при этом через плечо. С криком «Держи Его! Держи Его!» Шачи бежала следом. Господь, драгоценный камень среди брахманов, легко убежал от нее.
Нимай ворвался в дом и принялся бить глиняные кухонные горшки Своей матери. Когда Шачи-деви добралась туда, она так и замерла в изумлении. Нимай от стыда понурил голову, тело Его задрожало, и Он заплакал. Слезы Нимая подобны были жемчужинам, падающим с луны. При виде лица Гауранги Шачи-мата, тая от нежности, позвала любимца своего к себе на колени. Трансцендентные игры озорника Нимая были выше понимания Шачи-деви.
Шачи-мата видела, что Нимай обладает нравом весьма неугомонным и упрямым. Однажды Шачи-деви открыла свои думы женщинам Надии: «Госвами исполнил мое заветное желание иметь сына, но поведение сына моего весьма необычно. Нимай говорит одно, а затем, не взвесив последствий, делает нечто другое. Я не понимаю Его поступков. Ему все равно, чисто деяние или нечисто; Он просто действует.»
Когда женщины услышали это, они громко заплакали. Они усадили Гаурачандру к себе на колени и сказали: «Милый, зачем Ты творишь все эти шалости?» Гаурангу огорчил их вопрос, и при виде этого женщинам сделалось грустно. Теперь они понимали, отчего Шачи-деви жаловалась на сына.
Женщины сказали: «Шачи, когда твой сын начал так вести Себя?»
Шачи-мата ответила: «Я не могу ничего сказать о Нем, но я поведаю вам одно происшествие. Однажды вечером, когда я держала Нимая на коленях, спальню мою наводнили вдруг многочисленные полубоги. Они усадили Нимая на украшенный драгоценностями трон, воздавали Ему дандаваты и поклонялись Ему. Это правда; я видела это поразительное зрелище воочию.»
Женщины посоветовали Шачи-деви: «Послушай, для нас это звучит словно тантра. Должно быть, в твоего сына вселилось некое могущественное существо. Попроси мужа твоего, чтобы он пригласил брахманов и провел ягью. Призовите полубогов и свершите благоприятные ритуалы ради блага вашего Нимая. Не беспокойся, Шачи. Если должным образом выразить почтение полубогам, они избавят тебя от всех твоих страхов.» Взяв пыль со стоп Шачи, женщины ушли.
Шачи-деви затем известила об этом своего мужа. Джаганнатха Мишра немедля и весьма заботливо собрал все необходимое и пригласил брахманов, дабы они совершили ягью. Взяв с собою Нимая, Шачи-мата омылась в Ганге. Шачи думала, что вскоре сын ее будет избавлен от Своего беспокойного нрава.
В игривом расположении духа Вишвамбхара Райя забежал вперед Шачи и подобрал с земли несколько использованных, грязных глиняных горшков. Видя, как Нимай играет с подобными оскверненными предметами, Шачи вздохнула и молвила раздраженным голосом: «Увы! Сын мой так бесстыден и непослушен.» Укоряя своего сына, она сказала: «Нимай, стыдно! Неужели у Тебя нет понятия о том, что чисто и что нечисто?»
Вишвамбхара ответил сочувственным голосом: «Мама, не ведая этих законов, весь мир идет в неверном направлении. В мире этом нет ничего, кроме земли, воды, огня, воздуха и неба. Служение лотосным стопам Кришны - суть всех религий, ибо Кришна есть Всевышний Господь, стоящий над всеми остальными.»
Слова Нимая изумили Шачи. Она отвела сына к Суранади [Ганге] для омовения, а по возвращении домой сказала Джаганнатхе Мишре: «Прабху, пожалуйста, послушай о характере твоего сына. Без сомнения, Нимай – олицетворение всех жертвоприношений. Он стоял сейчас посреди грязных горшков и проповедовал мне. К сожалению, тебя там не было, и ты Его не видел и не слышал.»
Испытывая в душе счастье, Джаганнатха усадил Нимая к себе на колени и сказал: «Он сияющий свет семьи моей, звезда очей моих. Он душа в телах наших.»
Исполненный родительской любви, Джаганнатха, забыв обо всем на свете, смотрел и смотрел на обворожительное лицо Гауранги. Нимай выказывал признаки трансцендентного экстаза. Он обильно плакал, говорил заикаясь, и все тело Его покрылось мурашками. Лочана дас радостно поет славу Гауранге.
Подраставшее золотое тело Нимая соперничало красотой и статностью с горой Сумеру. Шачи-мата с восхищением слушала нектарно-сладостные слова Нимая. Когда Шачи-мата что-то говорила Господу, Он отвечал: «Мама, я не слышу тебя.» Тогда Шачи-мата во рвении своем говорила громче.
Однако, желая подразнить Свою матушку, Гаранга повторял: «Я не слышу тебя, мама.» Проделки Нимая совершенно очаровывали Шачи-мату. И все же, чтобы поддержать игры Господа, она гонялась за Нимаем с палкой. При этом Шачи-мата кричала: «Почему же Ты не слышишь? Ты говоришь, будто сумасшедший. Я уверена, что Ты не будешь меня опекать, когда я состарюсь.»
В другой раз Нимай, противореча приказанию Шачи, топнул ногой о землю. Шачи-деви пришла в ярость, угрожающе на Него посмотрела и погналась за Ним по двору. Вишвамбхара прибежал в некое грязное место, где полным-полно было выброшенных кухонных горшков, и сел. Испытывая отвращение, Шачи-мата ударила себя ладонью по лбу и упрекнула сына: «Нимай, что Ты делаешь?» Нимай еще более рассердился. Затем, бросая вызов Своей матери, Нимай горделиво встал сверху тех горшков.
Видя такое поведение своего сына, Шачи-деви попыталась успокоить Его нежными речами. Шачи сказала: «Ну, полно, мой чудесный милый мальчик. Пожалуйста, перестань проказничать. Ты сын брахмана и должен вести Себя, как подобает брахману. К тому же Ты принадлежишь к знатной брахманической семье, а потому люди будут Тебя осуждать. Ну же, голубчик, давай сходим и омоемся в Ганге.
Сердце Твоей матери разрывается; пожалуйста, иди сюда и сядь ко мне на колени. Иначе я утоплюсь в Ганге. Тогда Ты будешь дома совсем один. Ты будешь плакать и бродить из комнаты в комнату. Зачем Ты размазываешь эту золу из горшков по всему Твоему прекрасному золотому телу? Пожалуйста, покинь немедля это грязное место. О дорогой мой, теперь, когда Ты начертал там и сям на теле Своем черные полосы, Ты подобен светозарной луне, покрытой своими пятнами.»
Вишвамбхара, обитель трансцендентных качеств, сказал: «Ты не понимаешь, мама. Снова и снова Я говорю тебе одно и то же. Сперва выслушай, а потом решай, что чисто и что нечисто.» Нимай в гневе схватил маленький кусочек кирпича и ударил Шачи-мату по голове. Делая вид, что ранена, Шачи-мата упала в обморок, растянувшись плашмя на земле.
Нимай заплакал и закричал: «Мама! Мама!» Услышав Его плач, живущие по соседству домохозяйки стремглав прибежали в то место. Они привели Шачи-мату в сознание, побрызгав в лицо ей водой из Ганги. Воскликнув: «Вишвамбхара!», Шачи-деви обняла Нимая и усадила к себе на колени. Внезапно она во второй раз упала без чувств. И вновь Нимай заплакал.
Одна замечательная женщина коснулась подбородка Нимая и с улыбкой молвила: «Нимай, сходи добудь для матери Твоей два кокоса. Тогда она вернется к жизни. А не то, говорю Тебе, останешься без матери.»
Вишвамбхара возликовал; через миг Он уже держал в руках два свежих кокоса. Изумленные женщины сказали: «Милый мальчик, как Ты добыл эти кокосы, никуда не сходив? Ты всего лишь дитя; откуда же Ты взял их? Как бы то ни было, теперь мы кое-что понимаем касательно Твоего нрава.»
Вишвамбхара издал рычащий звук и охватил рукой шею Своей матери. Придя в чувство, Шачи усадила Нимая к себе на колени и расцеловала Его лотосный лик. Краем своего сари Шачи-деви стерла золу с золотого тела Нимая. Затем она выкупала сына в водах Ганги.
Шачи-мату восхитило прекрасное лицо Нимая, что блистало ярче миллионов солнц. Господь казался величественным, словно океан. Ногти Его сверкали подобно миллиону лун. Неописуемо прекрасное тело Нимая делало посмешище из красоты многих тысяч Купидонов. Брови Его игриво двигались, словно лук Камадевы, бога любви. Шачи-мата поразилась, видя явившегося ей Господа всех планет.
Шачи-деви вспомнила тогда, как в пору ее беременности в дом к ней явилось множество полубогов. Раздумывая над детскими шалостями и играми Нимая, Шачи уверилась, что сын ее есть вечный лучезарный Господь Нараяна, трансцендентный к материальному бытию.
Поняв это, Шачи-деви молвила: «Он свободен от любой материальной скверны. Он не имеет материальной формы. Он всеведущ, вездесущ и самодостаточен. Величайшие йоги предаются медитации, чтобы узреть Его бесподобный трансцендентный образ. Ни Брахме, ни Шиве, ни прочим полубогам не измерить моей удачи. Сыну моему поклоняются все.»
Шачи-деви тотчас усадила Нимая к себе на колени. Как только Нимай коснулся колен Шачи-маты, она совершенно забыла о Его величественных достояниях. Она просто думала: «Он сын мой.»
По возвращении домой Шачи-деви, исполненная материнского чувства, принялась размышлять: «Любопытно, какой полубог или небожитель явился в образе моего сына?» Потом, дабы защитить сына от бедствий, она стала повторять святые имена Господа – Говинда, Хришикеша, Джанардана. Она также обвязала вокруг руки Нимая защитный талисман.
Шачи произнесла: «Да хранит диск Сударшана голову Твою. Да хранит Нараяна Твои глаза, нос и лицо. Да хранит Гададхара грудь Твою. Пусть хранит Гиридхара руки Твои. Да хранит Дамодара живот Твой. Пусть хранит Господь Нрисимха область вокруг Твоего пупка. Да хранит Тривикрама колени Твои, и да хранит Господь Дхарадхара стопы Твои.» Сказав так, Шачи короткими выдохами обдула все тело Гауранги [благоприятный ритуал].
