Судариков Андрей - Отвори дверь темницы моей - Страница 1

Судариков Андрей

Отвори дверь темницы моей

Моему дорогому духовному учителю Его Святейшеству Гопал Кришне Госвами Бхагаватпаде Махараджу, спасшему меня от тьмы этого материального мира и осветившего мой путь лучом знания, посвящается.

Глава 1.

СКОЛЬЗКАЯ ДОРОГА В ПРОПАСТЬ

Я сидел, откинувшись на спинку мягкого переднего сидения машины, сжимая в руке холодную сталь обреза. Ловушка захлопнулась, и я был окружен группой захвата, готовой в любой момент начать атаку. А пока еще никто из них не догадывался, что машина эта угнанная, а за нами тянулся длинный кровавый след.

На приборной панели стояла початая бутылка коньяка, к которой я время от времени прикладывался. Посмотрев незаметно по сторонам, но никого не увидев в темноте ночи, я дотянулся до нее и открутил зубами пробку.

Но я знал, что они где-то поблизости, и старался что-либо разглядеть в окна, однако все по прежнему оставалось спокойным и ничто не выдавало их присутствия.

Я поднес бутылку к губам и сделал несколько судорожных глотков. Вкуса коньяка я больше не ощущал, и потому казалось, что пью обыкновенную водопроводную воду.

Больше всего не люблю ожидания, тем более, что я знал о безысходности создавшегося положения. Впрочем, исход был, и потому я постоянно держал два пальцах на курках. В стволах оставалось два последних патрона, и один из них будет мой.

Я проклинал себя за то, что вернулся. Не сделай я этого, то сейчас был бы уже далеко от этого места. А теперь оставалось лишь пустить пулю в лоб или снова переживать унижения тюремной камеры. Но и это ровным счетом ничего не давало. Разве что на какое-то время растянуть агонию от воспоминаний о вечно переполненной грязной камере с неизменными вшами, клопами и тараканами, от скверной тюремной баланды, и невыносимой вони параши, которой казалось насквозь пропитаны все стены. Меня лихорадочно передернуло. Нет, только не это...

... Единственным человеком, кто меня действительно любил, был мой дедушка. Он был простым и добрым, а его ласковая улыбка всегда согревала меня и уносила прочь все печали и тревоги.

Каждый раз, когда я приезжал проведать его, в первую очередь он закармливал меня всевозможными, доселе невиданными, сладостями и непременно заставлял выпить огромную кружку густого, тягучего парного молока. Я до сих пор помню его непередаваемый аромат летнего луча и свежескошенного сена.

Все оборвалось совсем внезапно. Меня тогда не было с ним рядом, но в подсознании началось зарождаться смутное предчувствие беды. Я готов был бросить все и бежать к деду, однако обстоятельства не позволили мне этого сделать. Когда мне сказали, что деда убил одурманенный самогоном сосед, до меня не совсем ясно дошел смысл этих слов. Все это казалось каким-то нелепым и неубедительным, и я попросту отказывался в это верить. Уже позже, когда последний ком земли упал в его могилу, я понял, что там, под двухметровым слоем земли, осталась лежать идиллия моего детства.

С одиннадцатилетнего возраста я начал вести фактически самостоятельную жизнь. Именно после смерти деда я осознал наиболее остро, что в семье до меня никому нет дела, как никого не волновали мои проблемы. Для них я просто не существовал, а все внимание отдавалось брату, который был старше меня на четыре года. То, как трудно быть нежеланным ребенком, мне запомнится на всю последующую жизнь.

Прекратилась оплата родителями моих занятий в музыкальной школе, и я был вынужден ее оставить. К обычной школе постепенно пропал всякий интерес если я был одним из самых прилежных учеников в классе, то с каждым днем скатывался все ниже и ниже, пока окончательно не забросил занятия.

Незаметно для себя, мною полностью завладела улица, и я влился в ее бурно несущий поток. Со сверстниками мне было совершенно неинтересно, меня больше всего влекла компания дерзких и эмоциональных мальчишек старшего возраста. С ними было гораздо интереснее проводить время, чем бесцельно слоняться по квартире в качестве бесплатного приложения.

Тогда я испытал свой первый опыт краж. Было ужасно страшно, но подбадриваемый своими товарищами, имевшими уже достаточный опыт, я переступил ту невидимую черту, разделяющую дозволенное с недозволенным. Как саранча, тучей проносящаяся по хлебному полю, оставляет после себя лишь пустые стебли, также и мы, заходя всей ватагой в магазин, оставляли на витрине лишь ценники от товара, который в мгновение ока перекочевывал в наши карманы. Беззастенчиво обчищая витрины и магазинные полки, у меня стало крепнуть чувство, что я имею право брать все, что попадется на мои глаза. Таким необычным образом я пытался компенсировать недостаток внимания со стороны родителей, которые брату покупали все, что он пожелает, а мне ничего и никогда. В лучшем случае, в минуту особого порыва, они могли что-то пообещать, но через час напрочь забыть об этом обещании. Это оскорбляло мою гордость, и я решил впредь делать себе подарки сам.

Я тщательно скрывал свои занятия, и все, что удавалось украсть, прятал в укромном месте. Как обычно, в семь часов утра, я покидал ненавистную квартиру и, минуя окна, делал вид, что направляюсь в школу. На самом деле я шел до первого поворота, за которым, притаившись, ждала меня наша компания.

Довольно быстро, под