Судариков Андрей - Отвори дверь темницы моей - Страница 3

два больших пальца, вся увитая цепями и замками дверь, со скрипом приветствует новоселов.

Взрослое население арестантских домов всегда благосклонно относилось к малолеткам. Наверное в них прежде всего видели свою загубленную юность, и потому всячески старались уберечь от возможных опрометчивых шагов. Идя по неширокому коридору между камер, почти из каждой доносились радостные восклицания: «Эй, малой! Иди к нам, сынок».

Это оживление, вызванное моим появлением, мгновенно охватило всех постояльцев. Но когда я вошел в едва освещенную камеру, то перед глазами все поплыло, и я чуть не упал прямо у порога. Казалось, что висевшие облака из сизого табачного дыма можно разрезать на куски и складывать в штабеля. А запах давно не стираной одежды, сдобренный едкой примесью человеческого пота, раздирал горло на тысячи частей и мешал спокойно дышать. Я ожидал чего угодно, но только не этого. Лишь позднее я понял, что это было вполне нормальным явлением.

Вместо окна в камере была лишь маленькая форточка, да и то задрапированная несколькими слоями мелкой сетки, через которую фактически не поступало ни капли кислорода. Стены отштукатурены «под шубу», что создавало дополнительную влагу. К тому же свой особый колорит вносила молочная фляга с деформированной крышкой, служившая вместо туалета. Именно этот букет ее специфического «аромата» на какое-то время выбил меня из колеи.

Перед моим взором проплыли с десяток обнаженных по пояс мужчин, густо покрытых синей вязью замысловатых татуировок, и я ощутил на себе их любопытные взгляды. Создалось довольно неловкое положение. Я стоял как вкопанный и не знал, что мне дальше делать. Видя мою нерешительность, один из них пришел на помощь и сказал, обнажая в широкой улыбке прокуренные щербатые зубы: «Ну, что ты, малой, стоишь у порога, давай до нас, располагайся». Сняв ботинки, я залез на приподнятые на полметра от пола обшарпанные нары, которые тянулись на всю длину камеры, и служили одновременно кроватью, столом и табуретом. Только вместо матрацев и одеял на доски была постелена верхняя одежда, а подушки прекрасно заменяла обувь, покрытая сверху свитером или рубахой. Избавившись с удовольствием от своего пальто, я, наконец, почувствовал, что дышать стало значительно легче, да и глаза стали привыкать к полумраку. Искоса оглядывая сидящих рядом небритых мужчин, я совершенно не имел представления как нужно себя вести с ними, чтобы не оказаться в идиотском положении. Потому я счел за благо просто молчать и ждать дальнейшего развития событий. По рассказам дружков я знал, что это совсем иной мир, со своими неписаными правилами и законами. Но одно дело знать об этом понаслышке, а другое – попасть в него самому.

Заметив мою скованность, один из сокамерников постучал в дверь и что-то шепнул подошедшему постовому. Тот понимающе кивнул и через несколько минут принес громадную железную кружку, из которой клубами шел пар. «Ты пил когда-нибудь чифир?» – спросили меня, и я отрицательно замотал головой в ответ. «Ничего, научишься потом за уши не оттащишь» –заключил бородач, подавая кружку с крепко заваренным чаем.

Это был самый сокровенный ритуал арестантской жизни. Когда кружка с обжигающим терпким напитком передавалась по кругу, каждый делал по два небольших глотка. Все это мне было до боли знакомо, только на сей раз вместо дешевого красного вина был крепкий ароматный чай. Вначале я из этой «чайной» церемонии совершенно ничего не понял, я пил только потому что пили все, но спустя какое-то время это таинство стало казаться мне таким захватывающим, что я с нетерпением ожидал следующего раза. Всякий раз после этого «причастия» атмосфера в камере заметно разряжалась, люди становились словоохотливее и мягче, и в такие располагающие моменты я с особым вниманием усердно постигал азы премудрости тюремного быта. Мои многоопытные наставники учили меня с кем и как себя нужно вести в тюрьме, что можно делать, а что нельзя, о чем говорить и с кем дружить, все это я впитывал как губка воду. «Преступный мир, – говорили они, – живет по законам волчьей стаи: выживает сильнейший». И я, молодой и несмышленый волчонок, старался брать пример с этих потрепанных жизнью матерых волков.

День отправки в центральную тюрьму наступил довольно быстро. Из всей приятелей прокурор почему-то под арестом оставил меня одного, а они вернулись в свои обжитые уютные квартиры. Я знал, что это будет моим экзаменом, который необходимо было выдержать во что бы то ни стало. Именно от него зависело получу я пропуск в преступный мир или же окажусь за бортом, что само по себе ничего хорошего не сулило. Для меня это было вдвойне тяжелее, поскольку самой большой моей проблемой были отношения со сверстниками. Почему-то я довольно редко находил с ними общий язык и зачастую старался избегать их компании. Мне было с ними попросту неинтересно, а тут меня ждала встреча с такими же, как и я сам. Из-за этого весь день перед этапом у меня было какое-то дурацкое настроение.

Наконец, после сверки документов, нас погрузили в просторный фургон специальной машины с зарешеченными дверями, и