доходами. "Однако теперь,
перед лицом действительной опасности, он был гораздо спокойнее,
нежели раньше, когда находился во власти воображаемых ужасов".
И в той же книге: "Любители охоты утверждают, что заяц
испытывает больший страх, когда собаки гонятся за ним, нежели
когда он попадает им в зубы".
3
От книг детства перейдем к книгам нашей юности и в них
найдем то же правило: когда самое страшное уже случилось,
человек забывает свои страхи и успокаивается. Вот описание
ареста в книге Александра Солженицына "В круге первом": "Арест
выглядел грубовато, но совсем не так страшно, как рисуется,
когда его ждешь. Даже наступило успокоение - уже не надо
бояться... Странно, но сейчас, когда молния ареста уже ударила
в его жизнь, Иннокентий не испытывал страха. Наоборот,
заторможенная мысль его опять разрабатывалась и соображала
сделанные промахи".
Люди, ждавшие ареста, принимают арест с облегчением. Это
рассказывают и те, кого арестовывали коммунисты, и те, кого
арестовывали фашисты, - первая ночь в камере - это сладкий
успокаивающий сон, до того было много бессонных ночей в
ожидании. Теперь неизвестность позади, можно спать спокойно.
Давайте поднимем тексты, которые принято считать
классическими, и найдем, что Шекспир, Пушкин, Байрон, Гоголь,
Диккенс, Достоевский, Гете, Толстой, Шиллер, Ремарк, Сенкевич,
Золя, Цвейг - все говорят об одном: когда случилось самое
ужасное - человек успокаивается. Это относится и к немцам, и к
русским, к французам и американцам, к полякам, болгарам,
евреям, китайцам, индийцам, к эвенкам и чукчам. Так может быть,
грузин в таких случаях ведет себя иначе? Великий грузинский
поэт Шота Руставели еще в XII веке утверждал, что грузины ведут
себя как все. Но оставим литературу.
Эксперимента ради я опрашивал людей возле онкологической
клиники. Каждый день в приемной люди ждут результатов: может,
рак, может, нет. Люди в приемной сидят в обнимку со страхом,
страх -- в их глазах, страх гуляет над их головами. А потом
человека вызывают к врачу и объявляют: да, рак. Неизвестность
прошла. Все человеку теперь ясно. И он успокаивается.
А еще я опрашивал людей, получавших смертные приговоры.
Результат тот же. Самое страшное для всех - ожидание приговора:
пятнадцать или вышак? А потом: встать, суд идет, именем
Российской Советской... к высшей мере наказания - расстрелу.
Спрашивал прошедших через это: ну и как? Отвечали:
воспринимается с облегчением; пошумишь для порядка, но быстро
приходит успокоение. Эдуард Кузнецов: "Свое новое положение
приговоренного к смерти осознаешь быстро и привыкаешь к этому
легко". Сам я в камере смертников не сидел, смертный приговор
получил заочно. Меня вызвали в британское министерство
иностранных дел и передали пламенный привет от Военной коллегии
Верховного суда СССР. Поделюсь впечатлением: ночь после
приговора спал сладким сном и видел счастливые сны, наступило
полное облегчение и спокойствие, которое сопутствует мне уже
многие годы. В жизни моей с того момента исчезли многие заботы
и страхи.
4
Ожидание смерти страшнее самой смерти. Потому Геринг за три
часа до казни покончил с собой. Чтоб не ждать.
И Сталин, и сталинские суды знали, что сам приговор не так
страшен, как ожидание. Например, судьба Николая Бухарина была
предрешена Сталиным лично, и ни один судья не посмел бы
возразить. Но! Сталинский суд "удалился на совещание" и
"совещался" семь с половиной часов. А потом граждане судьи
появились, и один из них долго-долго читал почти бесконечный
приговор, перечисляя множество ненужных деталей. Ну а в конце -
как принято: вышак. В зале вместо публики сидели товарищи в
сером. Тридцать три года спустя один