Судариков Андрей - Отвори дверь темницы моей - Страница 11

из простого камня. Позолота мозаичного барельефа, изображающего Святого Георгия, пронзающего копьем треглавого змея, в лучах восходящего солнца, издавала какое-то сказочное свечение, а кровь, обагрившая чудовище, казалась только что пролитой. Все, это вызывало какое-то неопределенное чувство восхищения и восторга. Поскольку двери храма были надежно заколочены, нам предстояло пробираться внутрь через подвал. Решетки на окнах были достаточно широки для нас, и потому, спуститься вниз по веревке не составило большого труда. Но как только мы оказались на каменных плитах в подвалах, нами внезапно одолел суеверный страх. Лучи карманных фонарей лихорадочно метались из угла в угол, пытаясь отыскать притаившееся чудовище или, по меньшей мере, истлевший человеческий скелет, прикованный к стене проржавевшей цепью, но ничего подобного там не было и в помине. Таким образом, немного оглядевшись и успокоив отчаянно бившееся сердце, мы потихоньку двинулись вперед, крепко держась за руки и освещая фонарем путь. Самое интересное заключалось в том, что мы совершенно не знали куда нужно идти и откуда именно начинать поиски. И мы двинулись наугад, заглядывая и осматривая попадающиеся на пути помещения. К нашему разочарованию все они оказывались совершенно пустыми, за исключением может быть двух или трех комнат, в которых валялась рухлядь от ломанных деревянных сидений и какой-то мусор. Этому было свое объяснение. Во времена марксизма-ленинизма, ровно как и прочего материализма, самым варварским способом пытались лишить человека его духовной сути. Насаждая безбожие, было залеплено грязью такое понятие как духовное воспитание. Все храмовое имущество было предано топору и огню, а в самом помещении разместили кинотеатр. Но невозможно заменить истинное и вечное каким-то низкопробным суррогатом. Постепенно этот кинотеатр перестал приносить доход и его закрыли.

Шаг за шагом мы продвигались вперед, боясь попасть в какую-нибудь ловушку подземного лабиринта. Но вот впереди показалась широкая полоса дневного света и мы с радостью и некоторым облегчением выбрались в просторный зал с высеченными из камня высокими колоннами. Даже пустым он казался наполненным атмосферой святости и какого-то неземного покоя. Озираясь по сторонам, я пытался определить источник, от которого исходило это ощущение, но ничего не обнаружил, лишь только подняв голову вверх, обнаружил искомое. От удивления я застыл с раскрытым ртом, и, казалось, что даже сердце в груди перестало биться. Это была картина Страшного Суда (как мне впоследствии стало известно – кисти самого Васнецова, который и расписывал весь храм). Ничего похожего мне никогда не приходилось видеть, и я стоял как зачарованный. Особый колорит картине приносили лучи утреннего солнца, пробивавшиеся через цветные стекла чудом сохранившихся витражей. Эти разноцветные блики не только служили прекрасным цветовым фоном, но делали восприятие объемным и насыщенным. Из оцепенения меня вывело тихое, но настойчивое подергивание за рукав одним из ребят и мы продолжили дальнейший осмотр. Поднявшись на звонницу, мы немного полюбовались прекрасной панорамой окрестности, а затем перешли на чердак. Но и там, так и ничего не обнаружив, разочарованные мы уже собрались уходить восвояси, как в самом углу одной из комнат я заметил небольшую кучу какой-то рухляди, лежащей среди кучи из битого кирпича и осыпавшейся от времени штукатурки. Ничего в ней примечательного не было, может даже и не стоило обращать на нее внимание, как и на десятки аналогичных куч, попадавшихся на нашем пути, но что-то внутреннее подтолкнуло меня подойти и посмотреть. Это были иконы. Их явно никто здесь не прятал, просто когда-то выкинули за ненадобностью. Кликнув уже ушедших вперед товарищей, я стал аккуратно доставать одну за другой и раскладывать рядом с собой. Икон было около десятка, но не все из них в хорошем состоянии. У большинства можно было рассмотреть лишь едва различимые контуры рисунка, другие же были исцарапаны или деформированы. Но все же оставалось три или четыре иконы с ярко выраженным сюжетом, и я с восхищением принялся рассматривать их. Больше всех мне понравилась икона с изображением святой Троицы и коленопреклоненным старцем. От нее исходил како-то особый магический импульс, который и вызывал во мне приятное чувство торжества, наполняя им каждую клеточку моего организма, чего я так редко испытывал в своей жизни. Именно эту икону я и принес домой и взволнованно поставил на самое видное место. Но вопреки моим ожиданиям, так и никто не обратил на нее внимания, разве что лишь бабушка что-то бросила мимоходом и убрала эту картину за открытую раму окна. Мне вдруг стало очень обидно, и уйдя из дома, я прогулял в одиночестве до самой темноты. Тогда я был задет до глубины души таким поступком родственников, ведь за этой иконой я видел нечто большее, чем кусок дерева с написанным библейским сюжетом, но я ни за что не смог бы предположить, что пройдет всего несколько лет и именно этот бесценный шедевр я обменяю на ту самую финку, которая сыграет в моей жизни первую роковую роль. Тогда мне и вспомнилась та картина Страшного Суда: Бог наказал меня всего через два дня, как бабушка предрекла это. И вот теперь, находясь за решеткой, я стал с каждым днем все больше и больше задумываться